Континенталь '25

Оршойя, когда-то профессор права с венгерскими корнями, теперь ходит по коридорам судов Клуж-Напоки в форме судебного пристава. Её прошлое — лекции и научные статьи — кажутся далеким, затерявшимся среди ежедневных исполнительных приказов и вызовов. Однажды ей поручают исполнить выселение мужчины, который годами прятался в сыром подвале старого жилого дома: здание недавно выкупила немецкая компания, готовящаяся снести его ради строительства роскошного отеля «Континенталь». Бордовые обои фасада и обещания новых фасадов отдаленно контрастируют с запахом плесени внизу; сломанные ступени и тусклый свет фонаря создают почти священное, но запущенное место чужой привязанности. Оршойя приходит с бумагами и сопровождением, рассчитывая на стандартный порядок: предъявить предписание, оформить протокол, забрать имущество. Мужчина встречает её молчанием; в его лице застыло усталое выражение, глазами он словно считывает все бумаги, что ей предстоит зачитать. Когда она вслух сообщает срок выселения, отчаяние охватывает его мгновенно и без возврата. Он совершает самоубийство прямо при ней, и в тот момент мир сжимается до громкого удара сердца и пустоты. После — тишина, сирены, бессмысленные формальности, но они уже не лечат того, что случилось. Оршойю глубоко потрясают не только видимые телесные следы, но и внутреннее ощущение вины: ей кажется, что закон потерял человеческое лицо, а она сама стала его орудием. Воспоминания о прошлых годах преподавания и обсуждения справедливости теперь мешают работать; вопрос о цене «прогресса» и судьбах тех, кто остался вне системы, становится навязчивым и тяжелым. Ночи становятся бессонными: кадры того дня возвращаются, голос в голове повторяет цифры постановления, и она пересчитывает шаги, которые могла не сделать. Коллеги стараются объяснить процедурную неизбежность, но их слова тонут в ее молчании. Чувство вины сопровождает каждый шаг, превращая рабочие обязанности в бремя, которое невозможно просто выполнить.