Моя дочь – зомби

Мужчина укрылся вместе с дочерью в доме своей пожилой матери среди полей и редких деревьев, надеясь на укромность сельской местности. Она заразилась зомби‑виросом, и каждый её вздох теперь держал его в напряжении: тело менялось, голос хрипел, но он продолжал видеть в ней раньше знакомые очертания. Мать, с осыпавшимися руками и тихой решимостью, приняла их, не задавая лишних вопросов, лишь кладя на стол старую лампу и закрывая ставни плотнее, чем прежде. Дом стал их крепостью и тюрьмой одновременно: занавески мешали дневному свету проникать в комнату, чтобы уменьшить панические вспышки дочери; двери заклеили ветхими досками, окна — одеялами. Ночи становились длиннее, каждое шорох и хруст досок заставлял сердце мужчины сжиматься. Он менял перевязки, следил за температурой, пробовал все подручные средства матери, пряча в себе страх заражения. Мать шептала старые песни, пытаясь удержать остатки человечности в комнате, её голос иногда успокаивал дочь, иногда сотрясал тишину горьким жалобным стоном. Они знали: нельзя показывать страх на виду друг у друга, нельзя допускать, чтобы паника разорвала хрупкий покой этого дома. Защитой была не только запертая дверь, но и неизбежный выбор — любить того, кто уже не тот. Мужчина бродил по скрипучим полам, считая шаги, деля последние запасы пищи, выстраивая рутину, которая держала всех на краю надежды. Иногда дочь смотрела прямо на него, и в этих взглядах он находил смысл продолжать хранить их тайну в тишине сельской ночи, пока утром опять не стучали его воспоминания и не начинался новый день у старого дома.