Трус

Он всегда мечтал о другом времени. Каждые выходные он превращался: яркий шлем, меховые накидки, громоздимый топор — и дом наполнялся гулом выдуманной саги. В эти часы он сбегал от обыденности, превращая коридор в корабельную палубу, а соседей — в воинственных легенд. Жена сначала смотрела на его ролевые игры с терпением, потом с улыбкой, но со временем терпение иссякло. Она устала от разбросанных аксессуаров, от вечернего гудения медных рогов и от того, что семейные планы всегда подстраивались под очередную «битву». Однажды утром она ушла, взяв лишь необходимые вещи, и в её уходе не было крика — только тихое, окончательное решение. Он остался в своей кожаной рубашке, и мир вдруг показался слишком маленьким для его образа. Попытки объясниться выглядели нелепо: речи о причастности, о душе, о свободе звучали бледно на фоне реальных обид. Он стал бороться за возвращение не только словом, но и делом — убирал свой сундук с реквизитом, отдал часть костюмов благотворительности, отказался от громких ритуалов, пытался вновь научиться слушать. Он учился варить обычный кофе вместо медовых напитков, читал книги по общению, ремонтировал кран, о котором она часто просила, и ходил на группы поддержки, где шутки о викингах перестали быть утешением. Это были маленькие, но реальные шаги. Встречи в кафе, записки под дверью, звонки в полночь — всё это было попытками растопить лёд в её сердце. Иногда ей удавалось посмотреть ему в глаза, и он видел смесь сожаления и надежды. Она давала короткие ответы, взвешивая каждый шаг. Его путь к ней оказался простым и сложным одновременно: без героических нарративов — терпение, уважение и признание ошибок. Он понял, что чтобы вернуть её, нужно было оставить лодку у берега и снова быть рядом по-настоящему.